Давным-давно в этом городе жила замечательная девушка по имени Бай-хуа (Белый цветок). Она была дочерью маньчжурского гусай-да (по-китайски - тут-лина, полковника), и с малых лет совсем не походила по характеру на других девочек. Ее не интересовали куклы, наряды и девичьи забавы; играла она только с мальчиками в разбойники, в войну, и сами мальчики выбирали ее всегда своим предводителем.

Подросла девушка, в годы вошла, а о замужестве и слышать не хотела. А когда отец попрекнул ее, что она больше похожа на солдата, чем на женщину, то она и попросила отца, чтобы он лучше отдал ее в солдаты, чем замуж.

Отец и подумал: чтобы дочка зря не болтала - пусть на деле узнает житье-бытье солдатское, всю нужду и тяжесть военной службы; авось отучится от всего, что ее полу не пристало.

- Хорошо, - сказал он дочери, - но только ты должна быть простым солдатом, нести всю тяжесть службы, идти, когда потребуется, на войну, и никогда никому и вида не подать, что ты - девушка и моя дочь!

Бай-хуа с радостью согласилась.

Через несколько дней из задних ворот гусай-дайского дома верхом на горячем коне выехал молодой воин в шишаке, толстой ватной стеганой одежде с нашитыми на ней стальными бляхами (что заменяло у маньчжур латы), с кривым мечом у пояса, садаком за плечами и колчаном, полным стрел.

Это была Бай-хуа, отправленная отцом в дальний гарнизон.

Скоро началась война. Со всех концов Маньчжурии потянулись войска на юг, а с ними и молодой солдат надолго уехал из родных мест.

Прошло несколько лет. Отец Бай-хуауже не чаял видеть свою дочь, как вдруг однажды ему доложили, что его хочет видеть вновь назначенный гусай-да соседнего гума (знамени, полка). Старик вышел принять гостя - и увидел, что это его родная дочь, которая, благодаря храбрости и военным талантам, быстро дослужилась до звания гусай-да.

Прошло еще немного времени, и Бай-хуа так отличилась в войнах, что император подчинял ей все войска и даровал титул «гусабэ кадалара амбань»; таким образом Бай-хуа, не скрывавшая более своего пола, сделалась начальником своего отца...

Она поселилась в Улагае. Нигде не было такого порядка в войсках и нигде они не были так хорошо обучены, потому что солдатам некогда было бездельничать. В самой середине земляного городка Бай-хуа выстроила из глины квадратную башню. С вершины этой башни она ежедневно наблюдала ученье солдат, и горе было ленивым или неумелым!

Так как ей, несомненно, оказывал особое покровительство бог войны Гуань-ди (Лао-е), то на юге от городской стены она выстроила большой храм в честь этого бога; и в этот храм, называемый Лао-е мяо, она часто ходила молиться и приносить жертвы.

Состарилась бай-хуа и умерла девицей. Прошло много лет, но народ продолжал особенно чтить выстроенный ею храм, и в день храмового праздника люди собирались сюда толпами со всех окрестных мест.

Случилось, что во времена правления божественного Вань-цзун Сян-хуан-ди на юге Китая вспыхнуло грозное восстание.

Восстание широко раскинулось по всей Поднебесной, появились мятежники и на земле Маньчжурии. Шайки их быстро разрастались, потому что он захватывали всех не успевших скрыться от них здоровых мужчин и силою заставляли их служить в своих войсках. Толпы их медленно и неотвратимо, как прилив, надвигались на Гирин.

Войсками в Гирине тогда командовал цзян-цзюнь по фамилии Дэ, хороший человек, но плохой стратег. Он собрал сколько мог солдат и, не разузнав хорошенько о силах врага, двинулся ему навстречу.

Недалеко от Улагая противники встретились, и началась битва. Солдаты сражались храбро; но превосходство сил неприятеля оказалось настолько велико, что после целого дня сражения победа видимо стала склоняться на сторону мятежников.

Без числа полегло солдат цзян-цзюня. А когда бунтовщики обошли правительственный отряд с боков и ударили во фланг, то солдаты не выдержали и побежали. Сам цзян-цзюн тоже бежал через Улагай.

Но мятежники уже охватили город с трех сторон, и цзян-цзюн увидел, что ему нет спасения: кого-кого, а его-то уж не помилуют! Тогда он бросился в храм Лао-е, обнесенный кирпичной стеной, и спрятался с несколькими из своих приближенных в самую отдаленную постройку храма - в самое святилище.

Он упал на холодный пол перед гигантской статуей Гуаньди, бесстрастно восседавшим на троне под балдахином, и стал горячо молиться о спасении великому богу войны, покровителю династии и духу мужественной Бай-хуа да-цзян, строительнице храма.

В первый и последний раз в жизни так молился Дэ цзян-цзюн, но, по-видимому, напрасно... Мятежники напали уже на след и окружили храм плотным кольцом. Спасения не было: если не приступом, так измором возьмут враги. Много ли съестных припасов может быть в храме?

Вдруг шум, крики и стоны среди мятежников привлекли внимание осажденных. Цзян-цзюнь поднялся на стену и увидел, что среди мятежников происходит что-то непонятное и необычайное: кони их бесятся, давят своих же людей; воины бросаются друг на друга, поражая их на смерть; многие пытаются бежать, но тут же падают.

Скоро в неприятельском стане не осталось ни одного способного сопротивляться врага. Тогда Цзян-цзюн со своими людьми вышел из храмовой ограды и стал допрашивать нескольких раненых, дрожавших от страха мятежников, что у них случилось?

Все они согласно показали следующее. Только осаждающие собрались идти на приступ храма, как вдруг увидали, что внезапно главные ворота храмовой ограды раскрылись настежь. Из них в карьер выехало бесчисленное количество высоких страшных воинов на очень крупных конях, все в панцирях и шлемах, у каждого в руках большой меч и копье. А впереди - на огромном коне ужас наводящая женщина с распущенными волосами. Люди эти, как вихрь, налетели на изумленных мятежников, и началось страшное избиение, потому что бунтовщики не могли ни убежать от страшных врагов, ни защищаться. Только немногие из них, бывшие в стороне, бежали и рассеялись во все стороны.

Так защитила Бай-хуа да-цзян тех, кто обратился к ней за помощью, и наказала дерзких разбойников, осмелившихся нарушить порядок в ее вотчине.